Долгий дозор - Страница 95

Болело всё тело, а особенно ломило в висках… вот беда.

Ромке-джи мы поможем… и Зию дотащим, хватит сил…

Кто, вот, только поможет мне — Егору? Дед, ты помоги! Умоли праведников просить за меня Господа-Аллаха! Один я… тяжело… а ты там, в небесах сияющих — помоги!

* * *

Старосте Володе Егор звонил, сказал коротко, но всё, как было: грузовик теперь напрочь из строя выбыл, Савву в клочья разорвало, да и Зия — не жилец. Что могли, мол, собрали, тащимся теперь к Городу. Староста Володя только охал. У них там тоже не празднично. Дядько Саша загибается, скорее всего, помрёт… и пока что один Господь-Аллах вам в помощь. Но ждите! А мы, дескать, только дня через три подойдём. Быть может, Егору лучше у тракта дожидаться? Где-нибудь в сторонке затаиться и ждать?

Егор обещал подумать.

А что тут думать? До Города и до тракта — приблизительно одинаково. Но до тракта тащиться через поганые места… да и шатун-банды всегда у тракта пасутся, караваны перехватывать…

Нет, уж, пойдём мы напрямки и пусть староста там муллу-батюшку предупредит, чтобы получше за мониторами следил и не позже, через полтора-два дня выслал нам навстречу хотя бы одного, а лучше двух, человек. И с водой чтобы… и с верблюдом одним! С верблюдом, слышишь? Нет, три дня могу не протянуть. Сам-то выживу, а Ромку-джи потеряю. Друга потеряю. Как Савву, который временами на деда моего походил. Нельзя мне его терять, никак нельзя!

Что я потом Лильке скажу? Лилия — огненная куяшская дева. Смотрит она на Егора, как на старшего брата. Маринкины файлы её в восторг приводят — подтянулась, украдкой в зеркало посматривает, девой-воином хочет стать. Ромка-джи для неё недосягаемый пример того, каким умным можно быть. Пример того, как нам, деревенским, с московским учёными спокойно разговаривать!

Эх, Лилька, Лилька. Не могу я позвонить твоему отцу пока! Не могу! Я и так уже старости Володе наговорил всего, что может быть перехвачено, запеленговано, понято правильно… даже семижды семь раз поганым атом-старикашой, пауком паршивым, да сгниёт он в своих ямах вовеки веков!

Впрочем, почему бы и нет? Коротко, если, а? Всё равно он уже со старостой Володей говорил! Ромке-джи он категорически запретил сейчас на связь выходить, звонить кому-либо. Если кто перехватит звонок, то по одному голосу будет понятно, что лежит в пустыне дармовой калаш со шлемом, и куча разных мелочей, каковые дозорные воины с собой таскают. Ох, шатунам подарок!

А Лилька тоже, как и они, в пустыне выросла. Знает, что дозорному на ларинги звонить никак нельзя! Мало ли кто рядом с ним пеленг выискивает? Терпи, терпи, губы в кровь кусай, но не звони! Не то одним-единственным пустяковым «Как ты там?» можешь ты его на муки нестерпимые отправить… и всю оставшуюся жизнь себя терзать — зачем, зачем, зачем я ему позвонила?!!

Егор активирует ларинги.

— Да! Да-да-да! — кричит в уши радостный Лилькин голос. — Егор, это ты? Егор, как вы там?!

— Молчи, — хрипло перебивает он, надеясь, что Ромка-джи не слышит его. — Лилька, слушай, Лилька… — и замолкает, собираясь с мыслями.

Лилька умолкает. Он слышит только её участившееся дыхание. Терпи, девочка, терпи. Дай с мыслями собраться…

— Парень твой жив, — говорит он, и добавляет. — Он контужен. Заикается немного, но придёт в норму, — и слышит, как сбивается ритм Лилькиного дыхания и даже успевает удивиться — девчонке и пятнадцати нет! Откуда у них такая сила? Такое мощное, сметающее всё понимание того, что нет на свете ничего важнее, чем тот, кого ты любишь?

— Я отключаюсь, — говорит он через силу. Через силу — потому что не хочется снова оставаться одному.

И отключается.

Нет, как вы на это посмотрите? Связь, всеобщая Сеть, которой можно пользоваться с трёх лет — ему недоступна! А точнее — ха-ха! — доступна, но нельзя.

— Что т-т-ты там бормочешь, Ег-г-горка? — устало спрашивает Ромка-джи.

— Вслух думаю. Ты, иди, давай! Если плохо станет — скажи. Мне. Хорошо?

— Х-хорошо, — отвечает Ромка-джи и снова умолкает, а через минуту начинает бормотать, всхлипывая.

Пишет Ромка-джи. Пишет и пишет… пишет всё, что Зия говорит. Мол, надо это знать. Пишет, хотя у него малый солдатский комп, почти детская игрушка. Часов на сто записи, не более… память маловата. Впрочем, пусть слушает, пишет и запоминает. Меньше о контузии думать будет. А то после его приступов и воды уходит — не меряно, отпаивать его… да и при деле всё-таки. Тянуть постромку всё равно толком не может — так, одна видимость…

Долгий же в этот раз дозор у нас с тобой получился!

Где-то болтаются сейчас осиротевшие «комары»? Переключились, поди, на комп Зии… а толку что? Из Зии комп не вытащишь — имплантирован комп… аккурат в нервную систему, навечно. А Зия — не жилец, не жилец… эх, до чего же не повезло, — жаль человека! Так и будут годами «комары» над его могилой болтаться? Наверное. И денно, и нощно будут висеть полупрозрачным облачком, прячущимся в расщелинах скал на время песчаных бурь… и редея год от года. И где-нибудь лет через двадцать остается только один «комар». Он будет неподвижно висеть над сравнявшейся с поверхностью пустыни могилой… и ждать команды. И в один жаркий день вдруг упадёт. Быть может, ещё отчаянно пытаясь планировать на маленьких крылышках, или просто свалится на песок и глину. Какое-то время будет копошиться, упрямо пытаясь взлететь… день, два, три… и через некоторое время — затихнет. И кончится последняя примета, если бы кто захотел эту могилу отыскать. С этого дня навек исчезнет тело Зии с лица земли, ибо даже демонам не дано будет найти его среди триллионов одинаковых песчинок и камней, среди развалин, скорбно однообразных в своей унылой безликости.