Долгий дозор - Страница 67

Подзатыльников перепуганные мужики отвесили обоим героям — тоже сходу!

От подзатыльника у Егора голова прояснилась. «Мам, — кричит, — тут столько людей! Мы же все вместе здесь провалимся!» Вот и пошли все обратно, на благословенный, твёрдый уральский гранит.

Там мужики хотели обоих путешественников выпороть. Намерение у них такое возникло, благо, что и верёвки есть. Прямо сквозь штаны — ох и больно бывает!

Но мам Таня их остановила. Живы, говорит, и слава Господу-Аллаху! Страху натерпелись столько, что теперь навек умнее станут. Сегодня же в Храм обоих погоню, пусть молитву благодарственную читают.

А вечером Мама-Галя приходит. Отец в дозоре был. «Таня, — говорит Мама-Галя, — родная ты моя, хочу твоему сыну спасибо сказать. Спас, ведь, он Ромку-джи от злой смерти, как ты когда-то отца своего!» И дед Николай рядом кивает, мол, было такое… там же, на Иртяше.

Ребята сразу к ним, расскажите, расскажите! Но мама Таня их спать погнала. Не хотела она вспоминать о том случае. У неё седая прядь через все её волосы тёмно-русые тянулась. Тогда-то она и появилась. Видно, смертный страх тогда ей душу оледенил, как сказал им много позже мулла-батюшка. Бывает такое… даже у совсем юных девчонок, какой когда-то спасала своего отца мама Таня.

Что там случилось, Егор лишь незадолго до смерти мамы от деда Николая и отца узнал.

Тогда же отец ему и о пуле, засевшей в его плече, поведал…

* * *

К вечеру расшумелся караван-сарай не на шутку! Песни поют, «ген-саксауловку» потягивают. По мелочи доторговывают, да напоследок понравившиеся пустяки выменивают. К Егору мужик какой-то пристал, продай, мол, по дешёвке свои ботинки армейские, а тебе сапоги отдам, — как новенькие! Вот уж выгодная сделка, ха! Раз пришёл, второй… да с каждым разом всё пьянее, да пьянее. С трудом Егор его вытолкал подальше от тента, под которым куяшские сидят. Ромка-джи с Лилькой за руки ходят, но далеко не отлучаются. Тут не хуже, чем на ярмарке можно нарваться. Из подозрительной компании, что неподалёку мимо брела, уже пьяно крикнули, мол, парень, продай девочку, а то у нас с женской лаской туго. Ромка-джи, молодец, не оплошал. Калаш на изготовку, Егору тотчас позвонил. Егор подоспел, посмотрел на оглоедов, лишённых женской ласки, выразительно стволом повёл. Те — ничего, спокойно стоят, не нервничают. Но и молчат.

Так и разошлись по своим углам, молча. Егор с ребятами в одну сторону, а те, в свою. И хорошо! А то охрана уже заинтересовалась и тоже на мушке их всех держит. Не хватало ещё пулю в спину получить.

Да, строгие здесь порядки, строгие. А как иначе? Отсюда дикие места и начинаются. Вон он, тракт, от ворот и далее — там ты сам себе хозяин. Или жертва.

Тьфу ты, блин, опять этот мужик идёт, ногами выписывает. Не лежится ему, шайтан его побери, пьяному! Не свалится никак. И компанию с собой ведёт. Те, вроде, потрезвее будут. И что им надо, хотелось бы знать?

Мужик орал безостановочно, приседая от усердия и количества выпитого:

— Да знаю я его, знаю! Он меня по весне на тракте подстрелил, гадёныш, ботинки мои снял! Бей его, правоверные, бей до смерти! Шатун проклятый, сволочь пустынная! Ботинки снял, представляешь?! У дома в двух шагах, на глазах у деток моих родненьких! В спину пулю, подлюга, всадил! У кр-р-ровинушек моих прямо на глазах!

Он скидывал с себя верхнюю часть комбеза, путаясь в рукавах, поворачивался ко всем спиной, показывая какие-то шрамы и ссадины, напирая на то, что самая свежая, это как раз входное отверстие от пули. Пытался надеть комбез обратно, бессмысленно толкая волосатые ручищи в вывернутые наизнанку рукава, размазывал по багровым мохнатым щекам крупные слёзы. Дружки поддерживали его нестройным гулом.

Мужик принялся кашлять, показывая, что пуля и по сию пору сидит у него в лёгких. Кашлял он натужно, с бульканьем, перемежая кашель с призывами к Господу-Аллаху и всем честным постояльцам. А постояльцев вокруг собралось немало. Целый круг образовался.

— Разводка, — сказал Зия, стоя рядом с Егором. — На арапа берёт. Ты не суетись, подожди. И молчи пока. Видишь, за тебя Трофим с дядько Сашей речь держать будут.

Дядько Саша пригладил висячие усы, обвёл толпу взглядом и начал говорить. Хорошо говорил, ёмко. Трофим стоял рядом и кивал головой. Взгляд его был печален и, казалось, говорил: «Да что же это такое, люди добрые? С бухты-барахты на солидных людей наезжают! Куда мир катится?»

Речь толпе понравилась. Егор заметил, что на него уже не глядели хмуро. Дядько Саша объяснил правоверным, откуда идёт караван, кто в нём движется и по каким делам. Поклялся Господом-Аллахом, что знает Егора уже много лет и ручается, что произошла ошибка. В гуле толпы послышались одобрительные нотки. Нормально усатый говорит, по хозяйственному, не торопясь. Сразу видно, правильный человек, не шатун какой-нибудь.

— Это он про урожай хорошо заметил. Нынче ген-саксаулу самое раздолье.

— Не скажи, Мустафа, это где как! У меня две делянки в дудку ушли, а ягодки махонькие. Прикинь, всё в дудку вымахало! Хорошо, что я в прошлом году ещё один участок освоил, а то…

— …и не разберёшь! Все с оружием, все в комбезах. Ну, хунхуза я, к примеру, за километр узнаю. У меня с ними свои счёты — цоп ему промеж ушей и концы в песок!..

— Молодой на вид пацан-то. В шатунах такие — самое зверьё! У нас в шанхайчиках повадились такие же шныри по чужим делянкам барагозить. Ну, мы с Петром и Кимом Вайнахом, ну, который в низах-то живёт… да помнишь ты его! Сбил меня с панталыку… ага!.. ну, вот, и решили мы…

— Ни стыда, ни совести… привязались к мальчишке…