— …сыну говорю, ну, куда? Куда тебя понесло? Ну, Эмир-Восход, ну понятно. А ты-то куда?..
— …да у ментов ихних голова мягкая, чтобы это правильно понимать!..
— Егор, — тихо проговорили сзади. — Егорка!
— Чего? — не поворачиваясь, спросил злой Егор.
— Ты не волнуйся, ладно? — взволнованно забормотали, перебивая друг друга, Ромка-джи и Лилька. — Не волнуйся и не дёргайся, хорошо?
Егор не успел ответить, как мужик, голый по пояс, окружённый своими дружками, поившими его из фляги, вдруг растолкал всех и дико заорал:
— Убью, убью щенка! Ботинки он мои… — и вдруг громко, протяжно рыгнул.
— Пропил ты свои ботинки, скотина вонючая! — заорала над ухом Лилька. — Нажрался, как сволочь, бельма залил и к нашему Егору привязался!
Настала растерянная тишина. Кто-то неуверенно хихикнул. Мужик, качаясь, мутно смотрел Егору за спину и вдруг, путаясь в свисавшем с пояса комбезе, вынул нож и провёл длинную, сразу начавшую подтекать кровью, черту поперёк груди:
— Резать буду! Как крысу резать!
— Да что с ним разговаривать, с паскудой! На куски его рви, Артёмыч! — завизжал дурной голос из толпы.
— Один на один! — заорал кто-то из дружков мужика и десятки голосов сразу подхватили. — Один на один! Один на один!
Егор заметил, что орали не только дружки, но и кое-кто из совсем уж сторонних постояльцев, видимо рассчитывая забесплатно полюбоваться на зрелище. В конце концов, кто он им? Сын родной? А вдруг мужик прав? А и не прав — наплевать. Пустыня — вот наш закон. Все под Господом-Аллахом ходим.
Громкий голос перекрыл гул толпы:
— Эй, там, внизу, тихо стоять!
Мужика держали за руки несколько дружков. Бегая блудливыми глазами, они что-то нашёптывали ему в оба уха. Мужик с ненавистью глядел на Егора и вырывался.
— Угомоните дурака! — прогремел голос. — Хан-батюшка, начальник караван-сарая говорить будет.
После томительной паузы раздался знакомый сладкий голос:
— Ну, что, сынок, попался? Пора ответ держать.
— Вы знаете, что он не виноват! — ответил голос Саввы.
Как и в прошлый раз, голос Саввы был слышан в ларингах всех, кто находился в караван-сарае. Егор и забыл о Савве, — он вообще обо всём забыл. Больше всего ему сейчас хотелось выбить дух из пьяного мужика, и он глубоко дышал, готовясь к поединку «Начал в гневе — в половине случаев проиграл! — говорил мулла-батюшка. — Запомни, только с ясной головой можно драться, понял? Ровное дыхание и ясная голова, Егор!»
— Вам мало моего поручительства и защитного слова за бойца нашего отряда, господин начальник? — продолжал тем временем Савва. — Если да, то, пользуясь своим правом карать и миловать под покровительством фирман-Москвы, а также фирман-Челябы, полученном мною сегодня, я могу устроить здесь бойню.
— Не надо драматизировать, уважаемый имам-доктор! Вы сами признали, что наняли несколько проводников для целей, известных только вам. Вас и вашего спутника я буду защищать и лелеять в полную меру имеющихся у меня сил и полномочий. Но сейчас мы имеем дело с банальным случаем грызни между двумя людьми из пустыни. Здесь каждый имеет право защитить свои права по законам, принятым ещё нашими прадедами. Если вы сомневаетесь в мальчике, вы можете выставить равноценного бойца.
— Не защищай меня, Савва, — сказал Егор, с удовлетворением отметив, что говорит громко и твёрдо. — Эта пьяная скотина просто хотел поживиться. Не на такого напал.
— Да он тебя вдвое тяжелее! — сказал дядько Саша. — Дай-ка я разомну старые косточки и обрежу ухо этому горлопану!
Поднялся гвалт. Кого-то уже схватили за грудки.
Сухо и зло простучал пулемёт. Казалось, что пули едва-едва не чиркнули людей по макушкам. Кто-то закричал, многие пригнулись. Кто-то бросился в сторону…
— Мне не хочется огорчать вас, дорогие московские гости, но надо как-то разрешить ситуацию, — промурлыкал голос начальника караван-сарая. — Я предлагаю разрешить спор поединком, но не до смерти, ибо старые ботинки того не стоят, а просто до того момента, когда кто-то из бойцов не рухнет… или не признает себя побеждённым.
— Спалю я вашу контору, — устало сказал Савва. — К чёртовой матери спалю. Озверели вы здесь сидючи, вконец озверели.
— Пустыня, — деланно вздохнул начальник. — У нас тут свои законы… на тракте.
В целом, собравшиеся были склонны к поединку. Честному поединку между двумя бойцами. Егор наотрез отказывался от того, чтобы кто-либо вышел в круг, кроме него. Как ни странно, Зия был спокоен.
— Вот что, Егорушка. В том, что ты драться умеешь, я не сомневаюсь. Учти, мужик тебя тяжелее. Это ещё полбеды. Он левша, понял? Я сам левша и знаю, что иногда это даёт небольшое преимущество в бою.
— У нас мулла-батюшка одинаково хорошо и с левой, и с правой бьёт, — сказал Ромка-джи. Он был бледен; по всему лицу горели красные пятна. — Натренировал нас. Ты, Егор, главное, соберись.
— Что за цирк! Слышали бы вы себя со стороны! — мрачно сказал Савва. — Егор, не упрямься, давай я выйду.
— Нет, Савва. Я эту пьянь сам урою, — весело сказал Егор. Ему вдруг стало хорошо. Вон сколько народу переживает за него! И Лилька, красная от возмущения, и городские мужики, и куяшские. — Вы меня не переключите на начальника? И чтобы другие слышали тоже. Сможете?
Савва посмотрел на Егора, вздохнул и сказал:
— О, Господь-Аллах! Дикарята… Ладно, давай, толкай речь.
— Господин начальник, я готов! — сказал Егор и все сразу притихли. Кое-кто завертел головой, не сразу сообразив, чья это речь раздаётся у него в ушах. — Поскольку меня облыжно обвинили, то я имею право установить свою ставку.